Группа: Пользователи+
Сообщений: 25264
Регистрация: 7.10.2007
Из: Почти Москва =)
Пользователь №: 6859
вот, понравилось очень очень)))
Когда в город придут морозы - я буду по утрам оставлять тебе записки на инее оконных стекол. Они будут совсем короткие и совершенно ни о чем. На замерзшем стекле очень сложно писать кончиком пальца: всего минута - и он совсем коченеет, и перестает отогревать замерзшее стекло, а первые буквы уже подергиваются тонкой корочкой льда - на том самом месте, где только что текла слезинка растаявшей воды. Но я все равно буду дописывать их все до конца, короткие записки ни о чем. И тогда ты ни разу за всю зиму не проспишь на работу, потому что если ты не успеешь встать утром - мои записки совсем затянутся морозным рисунком и ты не прочитаешь их больше никогда. А ты уже привыкнешь каждое утро читать глупые записки от меня. Значит, я буду нужна тебе. А ты будешь нужен мне. Потому что никто кроме тебя не будет читать всякую чушь на стеклах. Даже если в нее вложено столько труда и окоченевших кончиков пальцев. Это все важно, очень важно. Ообенно зимой, когда так холодно одному в городе.
Группа: Пользователи+
Сообщений: 25264
Регистрация: 7.10.2007
Из: Почти Москва =)
Пользователь №: 6859
К чёрту, к чёрту! Спасибо)))
Мне кажется хорошо, что ещё трогают нас подобные рассказы.... Значит не совсем чёрствые ещё.... Сейчас выложу ещё один классный рассказ... Плакала даже...
Группа: Пользователи+
Сообщений: 25264
Регистрация: 7.10.2007
Из: Почти Москва =)
Пользователь №: 6859
выкладую....
Монеты Очень сильный рассказ
Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку. Слегка щурясь на солнце, закурил. Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку. Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать. После рождения моего сына я стал совсем по-другому относится к детям. Рассматриваю малыша. Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно. Взгляд, его взгляд, меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось - не может в шесть лет быть такого взгляда. Но малыш смотрел под лавочку именно так. Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки и тут же опустил глаза на землю. - Дядя, подними ноги, пожалуйста, - глядя на меня сказал пацан. Я больше от удивления, чем осознанно, поднял ноги над землей. Малыш присел, и внимательно посмотрел на землю под моими ногами. - И тут нету, - пацан вздохнул - Жвачку будешь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка. - А у тебя какая? я люблю фруктовые,- ответил он - У меня мятная,- я достал жвачку и на ладони протянул ему. Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот. Я улыбнулся, увидев его руки - обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса. Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку. - Хорошо сегодня, тепло,- сказал я - Снега нет, это очень хорошо,- задумчиво сказал он. - А чем тебе снег мешал?
- Вот ты даешь, под снегом же ничего не видно,- заметил мальчуган. Малыш засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал: - Пойду я, скоро темнеть уже начнет, а я почти ничего не нашел, спасибо за жвачку, - он развернулся и глядя в землю пошел по аллее. Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное, какое-то взрослое уважение к рассудительному пацану. - А что ищешь ты?- спросил я Малыш остановился, чуть помыслив, и спросил: - Никому не скажешь? - Хм, нет никому, а что, это тайна?- я удивленно поднял брови. - Это мой секрет,- сказал пацан - Ладно уговорил, честное слово не скажу,- улыбнувшись сказал я - Я ищу монетки, тут на аллее их иногда можно много найти, если знаешь где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашел. - Монетки?- переспросил я. - Да, монетки. - И что прошлым летом, ты их тоже тут искал? - Да искал,- лицо малыша стало очень серьезным. - А сегодня много нашел? - ради любопытства спросил я - Щас, сказал он, и полез в карман брюк. Маленькая рука достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт. В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него. - Сорок восемь копеек,- сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк. - Ого, так ты богач,- еще больше улыбаясь, сказал я. - Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду. Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве? - На конфеты собираешь? Малыш насупившись молчал. - А, наверное на пистолет?- переспросил я Малыш еще больше насупился, и продолжал молчать. Я понял, что своим вопросом я перешел какую-то дозволенную черту, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины. - Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут?- сказал я и закурил. Малыш, как- то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал: - Буду, я тут каждый день, если конечно дождь не пойдет. Вот так и началось мое знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на аллею и садился на лавочку. Илья приходил почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля. Через пару дней нашего знакомства я предложил ему: - Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может возьмешь их в свою коллекцию? Малыш на долго задумался, и сказал: - Неа, так просто нельзя, мне мама говорил, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток? Я пересчитал на ладони медяки. - Ровно 45 копеек, - с улыбкой сказал я. - Я щас, - и малый скрылся в ближайших кустах. Через пару минут он вернулся. - На, это я тебе за монетки даю,- сказал пацан и протянул ко мне ладошку. На детской ладошке, лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зеленого стекла от бутылки. Так мы совершили нашу первую сделку. Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде, крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков. Вчера я вообще ушел сказочно «богат», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении как железобетон. Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен. И на следующий день отказался. Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки? Вскоре я понял - он продал мне все свое нехитрое богатство и ему нечего было дать мне взамен за мои монеты. Я пошел на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по несколько монет. Мальчуган приходил на аллею и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьезным видом пересчитывал их. Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток. Но с каждым днем меня все больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки? Ответа на этот вопрос у меня не было. Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал. И еще, я заметил, что он очень редко улыбался.
Ровно неделю назад малыш не пришел на алею, не пришел и на следующий день, и всю неделю не приходил. Никогда не думал, что буду так переживать и ждать его.
Вчера я пришел на ту самую аллею, в надежде увидеть Илюшу. Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт. - Здарова, Илюша, - сказал я улыбаясь во все зубы,- ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо не видимо, а ты филонишь. - Я не успел, мне монетки больше не нужны,- очень тихо сказал он. Я присел на лавочку возле него. - Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принес,- и протянул ему ладонь с монетками. Малыш посмотрел на руку и тихо сказал: - Мне не нужны больше монетки. Я никогда не мог подумать, что ребенок в шесть лет может говорить с такой горечью и с такой безнадежностью в голосе. - Илюша, да что случилось? - спросил я, и обнял его за плечи,- зачем тебе вообще нужны были эти монетки? - Для папки, я собирал монетки для папки, - из глаз малыша потекли слезы, детские слезы. Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова. - А зачем они папке?- мой голос предательски сорвался. Малыш сидел с опушенной головой и я видел как на коленки падали слезы. - Тетя Вера говорит, что наш папка много пьет водки, а мама сказала что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него. У меня уже было очень много монеток, но я не успел,- слезы потекли по его щекам ручьем. Я обнял его и прижал к себе. Илья заревел в голос. Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал что сказать. - Папки больше нет! он умер! он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел! - малыш рыдал. Такого шока я не испытывал еще ни когда в жизни, у самого слезы потекли из глаз. Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал: - Спасибо тебе за монетки, ты мой друг,- развернулся, и, вытирая на бегу слезы, побежал по аллее. Я смотрел ему в след, плакал и смотрел в след этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути и понимал, что не смогу ему помочь никогда. Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течении месяца я приходил на наше место, но его не было. Сейчас я прихожу намного реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду. До сих пор я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом.
Неа, выкладуй!!! почитаю) мне чё угодно давай читать, лишь бы не матан))
Длинный. Кусками буду
Сергей Лукьяненко. Поезд в Теплый край 1. Купе
- Идет дождь, - сказала жена. - Дождь... Тихо, почти равнодушно. Она давно говорила таким тоном. С той минуты на пропахшем мазутом перроне, когда стало ясно - дети не успевают. И даже если они пробились на площадь между вокзалами - никакая сила не пронесет их сквозь клокочущий людской водоворот. Здесь, на узком пространстве между стенами, путями, оцепленными солдатами поездами, метались и метались те, кто не достал билета: когда-то люди, теперь просто - остающиеся. Временами кто-нибудь не то от отчаяния, не то в слепой вере в удачу бросался к поездам: зелено-серым, теплым, несущим в себе движение и надежду... Били автоматные очереди, и толпа на мгновение отступала. Потом по вокзальному радио объявили, что пустят газ, но толпа словно не слышала, не понимала... Он втащил жену в тамбур, в очередной раз показал проводнице билеты. И они скрылись в келейном уюте четырехместного купе. Два места пустовали, и драгоценные билеты мятыми бумажками валялись на углу откидного столика. А за окном поезда уже бесновались, растирая слезящиеся глаза, оставшиеся. В неизбежные щели подтекал Си-Эн, и они с женой торопливо лили на носовые платки припасенную минералку, прикрывали лицо жалкими самодельными респираторами. А поезд уже тронулся, и последние автоматчики запрыгивали в отведенный им хвостовой вагон. Толпа затихла, то ли газ подействовал, то ли осознала, что ничего не изменишь. И тогда со свинцово-серого неба повалил крупный снег. Первый августовский снег... - Ты спишь? - спросила жена. - Будешь чай? Он кивнул, понимая, что должен взять грязные стаканы, сполоснуть их в туалете, в крошечной треугольной раковине... Пойти к проводнице, наполнить кипятком чайник - если окажется свободный, или стаканы - если будет кипяток. А потом осторожно сыпать заварку в слегка горячую воду и размешивать ее ложечкой, пытаясь придать чаю коричневый оттенок... Жена молча взяла стаканы и вышла. Поезд шел медленно - наверное, приближался к разъезду... "Ничего, - подумал он и сам испугался мыслей - они были холодными и скользкими, как дождевые плети за окном. - Ничего, это последний дождь. За поездом идет Зима. Теперь будет лишь снег". Где-то в глубине вагона звякнуло разбитое стекло. Захныкал ребенок. Послышался тонкий голос проводницы - она с кем-то ругалась. Несколько раз хлопнуло - то ли стреляли из пистолета, то ли дергали заклинившуюся дверь. Он осторожно потянул вниз оконную раму. Ворвался воздух - холодный, прощально-влажный. И дождевые капли, быстрые, хлесткие, бьющие в глаза. Он высунул голову, пытаясь разглядеть состав. Но увидел лишь длинный выгнутый сегмент поезда, скользящий по рельсам, убегающий от Зимы. "Почему они не взрывают пути? - подумал он. - Я бы непременно взрывал. Или так хорошо охраняют?" Он втянулся обратно в купе, взял со столика пачку сигарет, закурил. Экономить табак не было смысла - запасался с расчетом на сына. А сын _о_с_т_а_л_с_я_. Опоздал... или не захотел? Он ведь знал истинную цену билетов... Какая разница. У них теперь всего с запасом. Вошла жена, с двумя стаканами, чистыми, но пустыми. Вяло сказала: - Кипятка нет... Сходишь позже. Он кивнул, досасывая мокрый окурок. Дым несло в купе. - Что там, в коридоре? - Разбили стекло, камнем. В первом купе, где майор с тремя женщинами. Жена отвечала сухим, чуть раздраженным голосом. Словно докладывала на каком-то собрании. - Майор стрелял? - Он закрыл окно и, запоздало испугавшись, натянул на окно брезентовую штору. - Да... Скоро станция. Там заменят стекло. Проводница обещала. Поезд покачивало, и купе билось в такт дорожным рытвинам. - Почему они не рвут рельсы? Он лег на верхнюю полку, посмотрел на жену - она всегда спала на нижней, по ходу поезда. Сейчас она легла, даже не сняв туфли, и на скомканном в ногах клетчатом пледе остались грязные следы. - Потому, что это не поможет, - неожиданно ответила жена. - Потому, что ходят слухи о дополнительных эшелонах, которые вывезут всех. Каждый хочет на поезд в Теплый Край. Он кивнул, принимая объяснение. И со страхом подумал, не навсегда ли жена превратилась в такую: спокойную, умную, рассудительную чужую женщину.
2. Станция Поезд стоял уже полчаса. Дверь приоткрылась, заглянула проводница. Как всегда, слегка пьяная и веселая. Наверное, ей тоже было непросто устроиться на поезд в Теплый Край. - Проверка идет, - быстро сказала она. - Местная выдумка... Охрана решила не вмешиваться. - Что проверяют-то? - с внезапным томительным предчувствием спросил он. - Билеты. И наличие свободных мест. - Она посмотрела на две незастеленные полки так, словно впервые их увидела. - За сокрытие свободных мест высаживают из поезда. - У нас есть билеты. На все четыре места, - зло, негодующе отозвалась со своей полки жена. - Неважно. Должны быть и пассажиры. У вас два взрослых и два детских места. Выпутывайтесь. - Дверь закрой! - крикнула жена. Повернулась к нему, молча, ожидающе. За окном уже не было дождевых струй. Кружилась какая-то скользкая белесая морось, пародия на снег, тот, настоящий, что уже трое суток догонял поезд. - Другого выхода нет? - с ноткой интереса спросила жена. Он не ответил. Вышел в коридор, осмотрелся. Все купе были закрыты, проверка еще не дошла до вагона. Из-за соседней двери тихо доносилась музыка. Глюк - почему-то решил он. И оборвал себя: какой к черту Глюк, ты никогда не разбирался в классике... Надо спешить. Автоматчик в тамбуре выпустил его без вопросов, лишь мельком взглянул на билеты в руках. Маленькие оранжевые квадратики, пропуск в Теплый Край. За редкой цепью автоматчиков, перемешанных с местными охранниками, в чужой форме, с незнакомым оружием, стояли люди. Совсем немного, видимо, допуск к вокзалу тоже был ограничен. Он прошел вдоль поезда, непроизвольно стараясь держаться ближе к автоматчикам. И увидел тех, кого искал: женщин с детьми. Они стояли обособленно, своей маленькой группой, еще более молчаливой и неподвижной, чем остальные. Женщина в длинном теплом пальто молча смотрела, как он подходит. На черном меховом воротнике лежали снежинки. Рядом, чем-то неуловимо копируя ее, стояли двое мальчишек в серых куртках-пуховиках. - У меня два детских билета, - сказал он. - Два. - Что? - спросила женщина в пальто. Не "сколько", а именно "что" - деньги давно утратили цену. - Ничего, - ответил он, с удивлением отмечая восторг от собственного могущества. - Ничего не надо. Мои отстали... - Горло вдруг перехватило, и он замолчал. Потом добавил, тише: - Я их провезу. Женщина смотрела ему в лицо. Потом спросила, и он поразился вопросу, она еще имела смелость чего-то требовать! - Вы обещаете? - Да. - Он оглянулся на поезд. - Быстрее, там билетный контроль. - А, вот оно что... - с непонятным облегчением вздохнула женщина. И подтолкнула к нему мальчишек: - Идите. Странно, они даже не прощались. Заранее, наверное, договорились, что делать в такой невозможной ситуации. Быстро шли за ним, мимо солдат с поднятым оружием, мимо чужих вагонов. В тамбуре он показал автоматчику три билета, и тот кивнул. Словно уже и не помнил, что мужчина вышел из поезда один. В купе было тепло. Или просто казалось, что тепло, после предзимней сырости вокзала. Дети стояли молча, и он заметил, что за плечами у них туго набитые зеленые рюкзачки. - У нас есть продукты, - тихо сказал младший. Жена не ответила. Она рассматривала детей с брезгливым любопытством, словно уродливых морских рыб за стеклом аквариума. Они были чужими, они попали на поезд, не имея никаких прав. Просто потому, что имеющие право опоздали. - Раздевайтесь и ложитесь на полки, - сказал он. - Если что, вы едете с нами от столицы. Мы - ваши родители. Ясно? - Ясно, - сказал младший. Старший уже раздевался, стягивая слой за слоем теплую одежду. Пуховик, свитер, джемпер... - Быстрее, - сказала жена. По коридору уже шли - быстро, но заглядывая в каждую дверь. Щелчки отпираемых замков подступали все ближе. Дети затихли на полках. - Возраст не тот, - тоскливо сказала жена. - Надо было выбрать постарше... Дверь открылась, и в купе вошел офицер в незнакомой форме. Брезгливо поморщился, увидев слякоть на полу. - Прогуливались? - протяжно спросил он. Не то спросил, не то обвинил... - Билеты. Секунду он вертел в руках картонные квадратики. Потом молча повернулся и вышел. Щелкнула дверь следующего купе. - Все? - тихо спросила жена. И вдруг совсем другим, жестким тоном скомандовала: - Одевайтесь! И выходите. Он молча взял жену за руку, погладил. И тихо сказал: - Могут быть еще проверки. Не все ли равно... Может, нам это зачтется... там... Смешавшись, он замолчал. Где это "там"? На небе? Или в Теплом Краю? Жена долго смотрела на него. Потом пожала плечами. - Как знаешь. И сказала молчаливо ожидающим детям: - Чтобы было тихо. У меня болит голова. Сидите, словно вас нет. Старший хотел что-то ответить, посмотрел на младшего и промолчал. Младший кивнул, несколько раз подряд. Поезд тронулся. А за стеклом уже падал снег - настоящий, густой, пушистый, зимний.
--------------------
Форум Женские Истории советует узнать и записаться:
3. Накопитель Они стояли вторые сутки. Из окна купе были видны горы. Неправдоподобно высокие, с обмазанными снегом вершинами и серыми тучами на перевалах. - Некоторые идут пешком, - сказал майор. Он заглянул погреться - стекло в его купе так и не заменили. Впрочем, у майора был целый набор "утеплителей" - в обычных бутылках, во фляжках и даже в резиновых грелках. Непонятно было лишь, довезет ли он до Теплого Края хотя бы грамм алкоголя. Сейчас он принес бутылку водки, и они потихоньку пили. Жена выпила полстакана и уснула. "Притворилась", - поправил муж себя. А майор, нацеживая в стакан дозу, разъяснял: - Туннель один, на столько поездов не рассчитан. Говорят, будут уплотнять пассажиров. Пусть попробуют... - Он щелкнул пальцами по кожаной кобуре с пистолетом. - Я говорил с охраной. Один вагон набит взрывчаткой, если что... Мы им устроим уплотнение. За все уже заплачено. - Залпом выпив, он тяжело помотал головой. Сказал: - Скорей бы уж Теплый Край... - А там хорошо? - вдруг спросил с верхней полки старший мальчик. - Там тепло, - твердо ответил майор. - Там можно выжить. Он встал, потянулся было за недопитой бутылкой, но махнул рукой и вышел. Жена тихо сказала вслед: - Скотина пьяная... Полпоезда охраны... Еще и в пассажиры пролезли. Вся армия едет греться. - Было бы хуже, если бы охраны оказалось меньше, - возразил муж. Выпитая водка принуждала вступиться за майора. - Нас бы выкинули из поезда. Он полез на верхнюю полку. Лег, закрыл глаза. Тишина. Ни снега, ни дождя, ни ветра. И поезд словно умер... Он повернулся, глянул на мальчишек. Они сидели вдвоем на соседней полке и молча, сосредоточенно ели что-то из банки. Старший поймал его взгляд, неловко улыбнулся: - Будете? Он покачал головой. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Даже в Теплый Край... Он поймал себя на том, что впервые подумал о Теплом Крае без всякой торжественности, просто как о горной долине, где будет тепло даже во время Зимы. В купе опять заглянул майор: - Разобрались наконец... В каждый поезд посадят половину местных. А половина останется здесь. Охрана согласилась... Майор посмотрел на детей и с ноткой участия спросил: - Что будете делать? Отправите детей? Мне поручили разобраться с нашим вагоном. Я пригляжу за ними, если что... Муж молчал. А младший мальчик вдруг стал укладывать разбросанные на полке вещи в рюкзачок. - Это не наши дети, - твердо сказала жена. - Случайные. И билеты не их. - А... - протянул майор. - Тогда проще. В соседнем купе трое своих... Вот визгу будет... Дети молча одевались. - Я выйду, гляну, как там... - неуверенно сказал муж. - Через двадцать минут поезд тронется, - предупредил майор. Он взял со столика билеты детей и порвал их. Розовые клочки закружились, падая на пол. - Розовый снег, - неожиданно изрек майор. Схватился за косяк и вышел в коридор. Там уже суетились автоматчики, сортируя пассажиров. - Я выйду, - повторил муж и натянул куртку. - Не донкихотствуй, - спокойно сказала жена. - Их пристроят. "Красный Крест", церковь. Говорят, здесь тоже можно выжить. Главное - прокормиться, а морозы будут слабыми. Снаружи было холодно. Лужи на перронах затягивала ледяная корка. Один поезд уже тронулся, и возле крошечного вокзала стояла растерянная, обомлевшая толпа. Некоторые еще сжимали в руках билеты. Он шел вслед за детьми, все порываясь окликнуть их, но понимал, что это ни к чему. Он даже не знал, как их звать. Двадцать минут... Какой здесь, к черту, "Красный Крест"? Какая церковь? К детям вдруг подошла женщина: рослая, уверенная, чем-то похожая на их мать. Что-то спросила, дети ответили. Женщина посмотрела на них, задумчиво, оценивающе... Сказала, и мужчина расслышал: - Ладно, место еще есть. Пойдемте. Он догнал ее, взял за руку. Женщина резко обернулась, опустив одну руку в карман куртки. - Куда вы их? - В приют. Глаза у женщины были внимательные, цепкие. - Предупреждаю, взрослых мы не берем. Только детей. Отпустите. - У меня билет, я и не прошу... С ними все будет нормально? - Да. Дети смотрели на него. Младший негромко сказал: - Спасибо. Вы езжайте. Он стоял и смотрел, как они уходят вслед за женщиной. К маленькому автобусу, набитому людьми. Там были только дети и женщины, впрочем, женщин совсем мало. Рядом прошел солдат с автоматом. Форма опять была незнакомая, чужая. Мужчина повернулся, к нему: - Скажите... - На него повернулся автоматный ствол. Солдат ждал. - Этот приют, куда забирают детей... Кем он организован? - Здесь нет приютов, - ответил солдат. Отвернул автомат в сторону. Продолжил, почти дружелюбно: - Нет. Мы здесь стояли месяц, завтра отправка. Приютов нет. - Но она сказала... - торопливо начал мужчина. - Приютов нет. Только предприимчивые местные жители. Говорят, что морозы будут слабыми, главное - запастись продовольствием. - Солдат погладил оружие рукой в шерстяной перчатке. Добавил: - Стрелять бы надо, но приказа нет... Да и не перестреляешь всех. Мужчина побежал. Сначала медленно, потом все быстрее. Было холодно. Зима уже пришла сюда раньше снега, раньше морозов. Он догнал женщину у автобуса. Она вела детей, крепко держа их за руки. Мужчина толкнул ее в спину, женщина качнулась. Он вырвал детские руки, потянул к себе. Женщина повернулась и достала из кармана пистолет. Маленький, нестрашный на вид. Мужчина не разбирался в оружии. - Уходите! - жестко сказала она. - Или я вас застрелю. Дети уже наши. - Нет, - хрипло сказал мужчина. Оглянулся, ища поддержки. И увидел, что солдат по-прежнему стоит на перроне, поглаживая автомат. - Не посмеете, - уже спокойнее продолжил он. - Вас пристрелят тоже. Он повернулся и пошел от набитого детьми автобуса. Вслед ему тихо, грязно ругались. Но выстрелов не было. Сразу несколько поездов тронулось с места. У вагонов началась давка. Солдаты не стреляли, они лишь распихивали остающихся прикладами. Кажется, пошел и его поезд. Но это уже было неважно.
4. Перевал Вначале они обходили мертвых - тех, кто упал сам и кого убили по дороге. Дети пугались, а его мутило от тошнотворного запаха. Его вообще стало мутить от запаха мяса - даже консервированного, сделанного давным-давно, когда о приходе Зимы еще не знали. Потом они шли прямо. Мертвых стало меньше, а холод не давал телам разлагаться. К тому же дети перестали бояться трупов, а сил у них стало меньше. Однажды, на привале, старший мальчик спросил: - А золото правда пригодилось? - Да, - ответил мужчина. - Не знаю, почему его еще ценят... Золото было зашито в детские куртки. Кольца, кулоны, цепочки, браслет с солнечно-желтыми топазами... Они сказали про золото, когда он пытался обменять свою куртку на сухари или рыбные консервы. Мяса на вокзальном рынке было много, и стоило оно дешево. Куртку удалось сохранить, и только поэтому он еще был жив. В горах оказалось очень холодно, а спать приходилось на еловом лапнике. Спальник или палатку купить было невозможно ни за какие деньги или ценности. Зато он купил сухарей и консервов, и теплые шапки из собачьего меха, и пистолет - настоящее, мужское оружие - "Магнум". Одну обойму он расстрелял по дороге, учась прицеливаться и гасить мощную, тягучую отдачу. Это оказалось неожиданно легко. Вторую обойму мужчина выпустил по каменистому склону, откуда в них стреляли из дробовика. Они услышали крик, и выстрелы прекратились. Но проверять они не стали. Третья, последняя обойма ждала своей очереди. Почему-то мужчина думал, что она пригодится. Когда они дошли до снегов, стало совсем трудно. Это был обычный горный снег, а не ледяной шлейф идущей по пятам Зимы. Но все равно идти стало гораздо труднее. Мужчина стал чаще сверяться с картой. Перевал, за которым открывался спуск в Теплый Край, был совсем рядом, и только это придавало силы. Топливо для костра найти было почти невозможно, наверное, все сожгли идущие перед ними. Однажды они легли спать без костра, и на следующее утро старший мальчик не смог встать. Он не кашлял, и жара у него не было. Но подняться он не смог. Перевал был уже перед ними, затянутый облачным туманом. Мужчина взял старшего мальчика на руки и пошел вперед. Младший шел следом, и мужчина рассеянно думал о том, что надо оборачиваться, проверять, не отстал ли ребенок... Но так и не решился проверить. Двоих он унести не мог, пришлось бы выбирать. А больше всего на свете он ненавидел, когда перед ним вставал выбор. Он шел в тумане, и порой ему казалось, что он слышит шаги за спиной, порой - что они исчезли. Мальчик на руках у него изредка открывал глаза. Ему казалось, что он идет уже много часов подряд, но разум холодно опровергал чувства. Он просто не смог бы долго идти со своей ношей. Когда идти стало легче, он не сразу понял, что движется под уклон. Туман вокруг начал редеть неожиданно быстро, над головой проявился вначале мутный, а потом ослепительно яркий, чистый диск солнца. Он сел на снег - мягкий, рассыпчатый - и положил голову старшего мальчика на колени. Мальчик уже не открывал глаз, но, кажется, был жив. Потом он услышал позади слабые, вязнущие шаги, и младший сел рядом. Туман разрывался на полосы и таял.
5. Теплый край Когда туман рассеялся и все стало видно, младший мальчик спросил: - Это Теплый Край? - Да, - сказал мужчина и стал рыться в карманах негнущимися пальцами. Вначале он нашел спички, потом сигареты, а после этого понял, что и то и другое промокло. Тогда он просто устроился поудобнее и стал смотреть. Склон уходил вниз - вначале полого, а затем все более круто. Далеко внизу, ярко-зеленая, цветущая, даже на вид теплая, раскинулась долина. Теплый Край. В ней лежал маленький городок, и длинные, блестящие стеклом ряды теплиц, и серые бетонные купола складов. Это действительно был Теплый Край. На десять-двадцать тысяч человек, теплый край. Над городком кружил вертолет - ярко раскрашенный, нарядный. Мужчина удивился было этому, но потом понял, что здесь камуфляж не нужен. Туннель, по которому шли в Теплый Край поезда, выходил из гор перед глубоким ущельем. Через ущелье был перекинут мост - когда-то длинный и красивый, а сейчас уродливо взорванный посередине. Из туннеля как раз выходил очередной поезд. На обломках моста он начал тормозить, но было уже поздно. Вначале тепловоз, а за ним и вагоны зеленой железной змеей заструились в ущелье. На дне ущелья, пронизанная струями горной реки, громоздилась куча мятого горелого железа. Вагоны сыпались, но звука на таком расстоянии почти не было слышно. Только легкие похлопывания, похожие на вялые аплодисменты. Мужчина посмотрел на младшего мальчика. Тот не видел, как падает поезд. Он смотрел на вертолет, который медленно летел вверх над склоном, ведущим к Теплому Краю. Ниже по склону было множество темных точек - тех, кто шел впереди. Некоторые махали вертолету руками, некоторые начинали бегать, некоторые оставались неподвижными. Вертолет на мгновение зависал над ними, доносилось слабое постукивание. Потом вертолет летел дальше. Движение его приводило человеческие фигурки к общему знаменателю - они успокаивались и замирали. - Вертолет отвезет нас в Теплый Край? - спросил младший мальчик. Мужчина кивнул. - Да, конечно. В Теплый Край. Ты лучше ляг и поспи, он не скоро до нас доберется. Мальчик подполз к неподвижному брату, лег ему на живот. Он действительно хотел спать, он замерз и устал, когда шел за мужчиной. Он много раз окликал его, просил подождать, но тот не слышал... Мальчик закрыл глаза. Издали пели вертолетные моторы. - У нас получилось куда интереснее, чем на поезде, - сказал мальчик засыпая. Мужчина с удивлением посмотрел на него. Потом на ущелье, куда вываливался очередной поезд. - Да, - согласился он. - Интереснее. "Магнум", такой большой и тяжелый, казался игрушкой при взгляде на подлетающий вертолет. Но мужчина все-таки держал его в руках. Так было интереснее.
--------------------
Форум Женские Истории советует узнать и записаться:
Сергей Лукьяненко. Категория "Зет" Они шли к нам по мокрым от дождя плитам космодрома. Двое впереди, в медленно плывущем луче прожектора, трое чуть в стороне. Я стоял в проеме люка, и резкий порыв ветра хлестнул дождевыми струями. Ощущение было таким, словно меня окатили ведром холодной воды. Мерзкая планета... Передние двое стали подниматься по решетчатым ступеням трапа. Не заходя в корабль, высокий офицер в глянцево-черном комбинезоне с алой нашивкой на рукаве долго изучал мое лицо. Потом вытянулся и отчеканил: -- Из рук в руки, исполняя долг. Я кивнул и тоже встал смирно: -- Из рук в руки. Долг исполню. Офицер протянул мне маленький чемоданчик: -- Его вещи. -- А документы? -- Зачем? Категория "зет". Он склонился над своим спутником. Ловким движением снял наручники, сковывающие их вместе. С некоторым удивлением я увидел, что это мальчишка. Лет двенадцати-тринадцати, не старше. Офицер поправил мальчишке капюшон, закрывающий лицо, сказал, чуть помедлив: -- Счастливого пути, малыш! Не скучай! Крутнулся на каблуках и быстро сбежал вниз, даже не взглянув на меня. Я пожал плечами и повернулся к мальчишке. На меня смотрели веселые темные глаза: -- Теперь вы будете со мной? Черт возьми, конвоир я или охранник? Я посмотрел на молчаливые фигуры, мокнущие под дождем. Конвоир. -- Нет. Это ты будешь со мной. Люк заварил боевой робот. Теперь служебные помещения корабля, где остались капитан и навигатор, отделены от жилого яруса. Робот замер возле заваренного люка -- две тонны металла и тупой спрессованной энергии. Что бы ни случилось со мной, Дэниэль Линк не покинет корабль. Я в последний раз включил видеофон, посмотрел в жесткое морщинистое лицо капитана. Он кивнул мне. -- Будь осторожен. Категория "зет" -- это не шутка. Мы постараемся ускорить перелет. Недели две, не больше. Я видел -- ему мучительно хочется подбодрить меня. Но он давно разучился это делать. И я улыбнулся, разрывая паузу: -- До встречи на Земле. -- До встречи. Экран погас. Я отошел на несколько шагов, достал предписанный инструкцией лайтинг. Белая вспышка -- и компьютерный терминал с видеофоном превращаются в груду оплавленного металла. Из угла с растерянным гудением вылезла полусфера киберуборщика. Все. До самой Земли я перестаю быть членом экипажа "Антареса". Дэниэль Линк, категория "зет" станут моей судьбой. ...Жилой ярус невелик. Три каюты, столовая, комната отдыха, маленькая оранжерея, пузырем выступающая над броней корабля. Я прошел по коридорам, собирая те немногие инструменты, что здесь нашлись. Отвертки, тестеры, щупы, ультразвуковой резак -- все острое и тяжелое... Я сбросил эту груду металла в жадно раскрытый люк утилизатора. Подумал и отправил туда же лазерный дальномер. Его луч не смертелен, но может ослепить. По короткому и узкому коридору я пошел к своей каюте. Постоял секунду, потом открыл дверь. Дэниэль сидел на кровати. Он уже успел переодеться -- на нем был синий спортивный костюм, а мокрая куртка висела в шкафу. На столе лежали тонкие книжки в разноцветных обложках. Я взял одну -- это оказались комиксы. Почувствовав тепло руки, жидкокристаллический рисунок ожил. Обвешанный оружием космодесантник мужественно усмехнулся, вскинул деструктор -- армейскую модель, совершенно неподъемную. Ствол деструктора слегка выступил над обложкой. Эффектно... Мальчишка молча смотрел на меня. Я откинул вторую койку: -- Будешь спать здесь. -- Хорошо. -- Без моего разрешения ты не должен выходить из каюты. Желтая дверь -- туалет, голубая -- душ. -- Я знаю. А мы долго будем лететь? -- Пока не прилетим. Я взглянул на часы. -- Старт через полчаса, необходимо лечь и пристегнуться... -- Я знаю. -- Еще через полчаса -- обед. Столовая направо, в конце коридора. Дэниэль только кивнул в ответ. Похоже, он немного испугался моего тона -- его лицо побледнело. На секунду мне стало жаль этого мальчишку, не понимающего, в чем его вина. Дэниэль смотрел на меня со слабой надеждой -- похоже, он ждал, что я улыбнусь или скажу ему что-нибудь ласковое. Я заставил себя отвернуться и вышел из каюты. Категория "зет". Дэниэль Линк представляет потенциальную угрозу для человечества. Мы летели вдали от пассажирских трасс. Война с Лотаном в полном разгаре, и вражеские патрули охотились за такими беззащитными скорлупками, как наш "Антарес". Лишь безвыходная ситуация могла заставить офицеров Службы безопасности Десантного Корпуса использовать нашу посудину для пересылки арестованного. Дни тянулись за днями, неотличимые друг от друга. Утром, когда Дэниэль еще спал, я выходил в оранжерею и пытался определить наши координаты по рисунку созвездий. Отсюда, из двадцатиметрового стеклянного купола, заросшего цветами и самой прозаической картошкой, был прекрасный обзор. Потом мы завтракали, убирали посуду (само собой вышло так, что мы начали делать это по очереди). До обеда я сидел в комнате отдыха и листал старые номера "Космического вестника". Впрочем, после обеда я делал то же самое... А Дэниэль сидел в каюте. Он вообще старался не попадаться мне на глаза. Наводил порядок (а на "Антаресе", где два-три раза в сутки отключалась гравитация, это непросто). Умело пользовался душем, как опытный астронавт дежурил на кухне. Скоро я понял, что он привык к жизни на кораблях. Привык настолько, что я даже боялся предположить, сколько уже длится его путь к Земле. Да и не нужно мне этого знать. Случай занес Дэниэля Линка в категорию "зет", случай привел на наш корабль, случай сделал меня конвоиром. На Земле я передам его красношевронникам и постараюсь забыть. В тот день я опоздал на обед. Я плохо спал ночью, часто просыпался, вслушивался в дыхание Дэниэля. Мне казалось, что он лишь притворяется спящим... Ну не может же человек из категории "зет" вести себя как все! Нормальность Дэниэля была подозрительной... Но ничего в ту ночь не произошло. Зато я не выспался и ухитрился по-стариковски задремать в кресле. Дэниэль уже два раза опаздывал к обеду. И оба раза оставался голодным -- выждав положенные двадцать минут, я вываливал его порцию в утилизатор. Теперь у него была возможность расквитаться... Я вошел в столовую и сразу увидел Дэниэля. Он читал, сидя у стола. Молча поднялся и стал доставать из термошкафа тарелки. Стараясь не смотреть ему в глаза, я сел на свое место. -- Вы будете сок? -- Да, спасибо. Я крутил в руках ложку, которой предстояло есть бифштекс. Вилки я выбросил в первый день полета, о чем сейчас ужасно жалел. Дэниэль поставил передо мной высокий стакан с густо-оранжевым апельсиновым соком... В следующую секунду корабль тряхнуло, мальчишку бросило в угол. Совершенно автоматически я ухватился за настенные фиксаторы. Пол медленно вздыбился, превращаясь в стену, и снова встал на место. Грибной суп, бифштекс и апельсиновый сок смешались на моей рубашке в невиданную кулинарами кашу. Я попытался отряхнуться, потом посмотрел на Дэниэля. Он сидел в углу, держа на весу правую ладонь. Рука у него была в крови. -- Дэнни! В полной растерянности я наклонился над ним. -- Что случилось? -- Бокал разбился... -- Он беззвучно плакал. -- Этот чертов бокал разбился. Я так и думал, когда падал, что порежусь... -- Но это невозможно... На корабле нет бьющейся посуды! Он лишь всхлипнул, и я пришел в себя. Промыл ему руку, осмотрел порезы -- они оказались неглубокими, перебинтовал. Дэниэль как-то весь обмяк, у него разболелась голова. Я помог ему дойти до каюты, затем вернулся в столовую. На полу действительно лежали остатки бокала. Что за чушь? Я взял один из осколков, подсунул под ножку стола, надавил... С таким же успехом можно ломать кусок резины. Этот сорт стекла просто гнется от удара. Я постоял, глядя на суетящегося киберуборщика. Потом открыл холодильник. Надо накормить Дэнни, да и мне хотелось есть... К вечеру Дэниэль стал таким, как обычно. Хотя нет. Он стал таким, как в первый день на "Антаресе". Робко улыбнулся мне и попросил сыграть с ним в шахматы. Почему-то я не захотел отказываться. Наверное, мне стало его жалко. Играл он плохо. Похоже, основными его партнерами были киберпрограммы, а это всегда накладывает отпечаток на манеру игры. Я легко выиграл первую партию, а вторую, презирая себя за слюнтяйство, откровенно отдал. Но Дэниэль этого не понял. Собирая фигуры, он прямо-таки светился от радости. Глядя на него, и я начал улыбаться. И что в нем нашли люди Службы? Обычный пацан, ничего примечательного... Зря я так жестко за него взялся... Дэниэль убрал шахматы и нерешительно посмотрел на меня. Ему явно хотелось что-то спросить. -- О чем задумался, Дэнни? -- не выдержал я. -- Этот толчок... Отчего он случился? Я пожал плечами: -- Здесь полно метеоритов. Корабль совершил маневр, вот и все. -- А это опасно? -- Ну, если даст по реактору... В лучшем случае потеряем ход, в худшем... -- И это может случиться? -- В любой момент, -- со вздохом сказал я. Разумеется, здорово преувеличивая. Защитные поля в состоянии отклонить большую часть метеоритов. Но Дэниэль принял мои слова всерьез. Он о чем-то задумался. А я не удержался и спросил: -- Дэниэль, почему тебя отправили на Землю? Он скорчил смешную гримасу: -- Я не знаю. Наверное, это было правдой. Я не успел подумать. Мигнув, погасло освещение, и одновременно на корабль обрушился удар, в сравнении с которым дневной толчок был абсолютно безобидным. Меня подбросило, и что-то огромное и плоское ударило по спине. Я еще успел сообразить, что это потолок, и потерял сознание... Лампы светили вполнакала -- явно от аварийного генератора. Но даже в таком свете лицо Дэниэля было белым как снег. Не представляю, как он сумел подтащить меня к кондиционеру -- хотя гравитация и упала наполовину, его шатало при каждом шаге. Как бы там ни было, струя холодного воздуха привела меня в чувство. Я попытался подмигнуть Дэнни и довольно легко поднялся. -- Воздух есть, гравитация, свет тоже... Значит, ничего страшного. Не реви! Он действительно расплакался. -- Я боялся, что вы умерли... -- Не совсем. Я толкнул дверь. В коридоре тоже горел аварийный свет. Что ж, видеофон и терминал я уничтожил, как и полагается по инструкции "зет". Но остался еще робот... Он по-прежнему заслонял собой закрытый люк. Абсолютно невредимый, как и положено такой машине. -- Стоять! Без интонаций, без эмоций. Я понимал, что повиноваться мне он не будет. Боевой робот выполняет свою программу, его не переспоришь. Но все-таки... -- Связь с рубкой! Обеспечь связь! Казалось, выставивший манипуляторы черный шар задумался. -- Невозможно. Связи нет. -- Почему? -- В связи с отсутствием рубки. -- Она разрушена? -- Нет, рубка катапультирована. Таким же тоном робот мог сообщить температуру воздуха. Нет у роботов эмоций. Но я-то не робот... Моя рука медленно легла на рукоять лайтинга. Довольно оригинальный вид самоубийства -- поднять оружие на боевого робота. Но тут я увидел Дэнни. Через секунду я вспомнил и про свой долг. Но остановили меня его глаза... Пока мы шли к оранжерее, я еще на что-то надеялся. Чисто по привычке. Мне слишком хорошо известно, в каких случаях катапультируют рубку. Стеклянный купол был залит тусклым багровым светом, пробивающимся откуда-то снаружи. Внутреннее освещение оранжереи не работало, и, казалось, мы стоим в самом обыкновенном лесу и смотрим на заходящее солнце. Только это было не солнце... Двигательный блок "Антареса", ребристый двадцатиметровый цилиндр с растопыренными стабилизаторами, раскалился уже докрасна. Я вернулся к Дэниэлю и сел рядом. В куполе было прохладно, журчал дистиллированной водичкой родничок. Дрожащие на листве деревьев красные отсветы казались совсем не страшными. Я не испытывал даже обиды на капитана и навигатора. Если они покинули корабль, значит, шансов заглушить реактор уже не было. Судьба... -- Что это за свет? -- вдруг спросил Дэниэль. -- Реактор, -- не подумав ответил я. Дэнни вскинул голову, лицо его напряглось. -- Мы взорвемся? Я взял его за руку, уверенно заявил: -- Нет, что ты. Мы не взорвемся. Просто полет затягивается. Не люблю врать. Но сейчас мне придется пробыть лжецом всего две-три минуты. Дэнни, кажется, поверил, расслабился. Его тонкие пальцы доверчиво замерли в моих ладонях. Я закрыл глаза... Лопнет, будто бумажный, титановый кожух, и сжатая полем плазма вырвется наружу. Сейчас... Мною вдруг овладела безумная жажда жизни. Где угодно, как угодно, но жить! Я почувствовал, как люблю этот мир, Землю, звезду Антарес, где родился, корабль "Антарес", на котором летал, девчонку с двенадцатой базы, обещавшую подумать до моего возвращения, офицеров Службы, лотанских солдат, Дэниэля Линка, категорию "зет"... -- Не хочу! Не надо! Дэнни шарахнулся от моего крика и растянулся на клумбе с цветами. Я открыл глаза, закрыл, открыл снова. В куполе было темно. Реактор заглох. Корабль, вернее его остатки, продолжал лететь. Куда? Звезды медленно проплывали в овале иллюминатора, сменяли друг друга созвездия -- "Антарес" беспорядочно вращался. Потерял ориентацию не только корабль. Потерял ее и я. Я делал то, что запрещено инструкцией "зет". Я думал. Чем мог угрожать Земле Дэниэль Линк? Запретной информацией, которую он случайно узнал? Нет. В таких случаях все кончается на месте. Он мог шпионить в пользу Лотана... Чушь. В таких случаях тоже не церемонятся. Я думал о Дэниэле, словно это было самым важным в нашей ситуации. Вот уже девять дней, как "Антарес", лишенный хода и управления, дрейфовал в космосе. И каждый день уменьшал наши шансы. Свет в каюте был выключен. Лишь над кроватью Дэниэля горела лампа -- он, как обычно, читал какую-то книгу. Пользуясь тем, что вокруг меня лежала полутьма, я внимательно разглядывал Дэниэля. Чем он мог угрожать Земле? Двенадцать лет. Жил на одной из дальних аграрных планет. Слабенького здоровья -- после катастрофы несколько дней провалялся в постели. Что в нем могло привлечь внимание Службы? Что-нибудь абсолютно фантастическое. Например, способность предсказывать будущее... С минуту я обдумывал эту идею. Почему-то вспомнилась фраза Дэниэля: "Я так и думал, что порежусь". Но, с другой стороны, он давно должен был обнаружить свои способности. А Дэниэль ничем себя не выдает, словно бы и не знает о них... Я вдруг ощутил какую-то, еще неясную, зацепку. В каких случаях человек может не замечать своих собственных возможностей? В случае, если проявления этих возможностей для человека вполне обыденны, реальны. Так, например, как для Дэниэля, подогретого моей болтовней, было реально попадание метеорита в реактор. Я почувствовал, как на лице у меня выступает холодный пот. Дэниэль Линк, категория "зет"... Вот в чем твоя вина и твоя опасность. Весь наш мир, надежный и неизменный мир, бессилен перед тобой. Тебе достаточно лишь поверить, и небьющееся стекло разобьется, защитное поле не сможет отклонить метеорит, а пошедший вразнос реактор остановится... А где предел твоей веры? Гаснущие звезды? Рассыпающиеся в пыль планеты? Я потянулся к поясу. Но так и не взял лайтинг. Глупо, ведь сейчас мне ничего не угрожает. Да и оружие врага сильнее. Дэниэль владел тем, против чего пистолет бессилен. Он владел чудом. Но лишь чудо могло нас спасти... -- Дэнни! Он вздрогнул, так ласково позвал я его. -- Завтра утром к нам прилетит спасательный корабль. -- Правда? -- Конечно. Робот наладил с ним связь. -- Здорово! -- Дэниэль и вправду обрадовался. -- Завтра в двенадцать часов. Я сказал это самым небрежным тоном. Дэниэль кивнул. Потер лоб и вдруг отложил книгу. С минуту сидел, глядя перед собой, потом растянулся на кровати. -- Дэнни... ты что? -- Я так... сейчас пройдет. У меня бывало и раньше. Его лицо побледнело. Знакомая картина. Похоже, что чудеса даются ему не даром и погасить звезду он может разве что ценой своей жизни... Спасатели пришли ровно в двенадцать. Стоя в переходном тамбуре, я видел, как проступает на стене огненно-алый круг -- автоматы вырезали отверстие для выхода. Я посмотрел на Дэниэля. Он улыбался. Я отвел глаза. Мне не хотелось думать о том, что ждет его на Земле. Об исследовательских лабораториях Службы ходили страшные легенды. Но, в конце концов, я просто выполняю долг. С чавкающим звуком из стены вывалился круглый кусок. И почти мгновенно в отверстие вошли двое в черных скафандрах. -- Лейтенант Харвей? Дэниэль Линк? Следуйте за нами. В длинной трубе переходника была небольшая гравитация. Мягкие гофрированные стены раскачивались от шагов, но идти было удобно. Один из офицеров остановился, кивнул мне: -- Сюда. Сбоку открылся люк. Второй офицер Службы, держа Дэниэля за руку, продолжал идти. Дэниэль обернулся: -- До свидания! В груди защемило. Я кивнул. -- Ты мне очень понравился, лейтенант! Ты добрый! Я шагнул в люк, сомкнувшийся за спиной. И замер. Цветные пятна поплыли в глазах, закружилась голова. Словно я падал с высоты, не ощущая своего тела... Через секунду это прошло. -- Скажите, лейтенант, вы поняли, каковы... э-э... особенности Дэниэля? Офицер смотрел на меня не отрываясь. В его глазах плавало отражение черного мундира Службы. Откуда оно? Впрочем, это мой мундир. Ведь я надел форму Службы, согласившись стать тюремщиком. -- Если бы я не понял, вы никогда не стали бы искать нас в этом районе. -- Да, решение было неожиданным. Мы считали, что корабль погиб. Он рассматривал меня с интересом. Почти профессиональным... -- Мне бы очень хотелось знать, -- растягивая губы в улыбке, сказал я, -- что будет с Дэниэлем? -- Его постараются убедить, что Лотанская федерация погибла, -- неожиданно охотно ответил он. -- Но Дэнни не сможет этого сделать! Он слабеет после каждого чуда! Офицер посмотрел на меня с любопытством: -- Даже так? Дэнни? -- Он сокрушенно покачал головой и отчеканил: -- Дэнни сможет. Его как раз хватит на звездную систему. Так говорят о чем-то неодушевленном. О запасе топлива и патронов в обойме. А офицер снова заговорил: -- Недаром мальчик так трогательно с вами прощался... -- Недаром, -- оборвал я его. -- А вы никогда не задумывались, что все мы понимаем доброту по-разному? Рука офицера метнулась к бедру. Слишком поздно. Заряд лайтинга отбросил его в угол. Я прыгнул назад. Люк не поддавался. Приставив ствол к пластине электронного замка, я выстрелил еще раз, навалился плечом. Спасательный корабль невелик, людей Службы здесь немного. Дэнни не могли увести далеко, я догоню их и... Его никуда не увели. Он лежал сразу за люком, на мягком коридорном полу, и, увидев его лицо, я все понял. Растерянный офицер суетился вокруг, даже не обратив на меня внимания. А я стоял, опустив оружие, и в мозгу билось: "Как раз хватит на звездную систему" и "Ты добрый!" Никогда не думал, что это действительно соизмеримо.
--------------------
Форум Женские Истории советует узнать и записаться: